Страховка или перестраховка? В причинах этого конфликта до сих пор нет ясности

История, о которой пойдет речь, произошла в южно-сахалинской городской детской поликлинике и стала поводом для обращения в газету жительницы областного центра Ольги (по этическим соображениям ее имя, как и имя ее сына, изменены).

Шестиклассник Павел заболел 10 февраля. Его донимал сильный сухой кашель. С 13 февраля по 3 марта под наблюдением участкового педиатра он лечил острый ларинготрахеит. А когда выздоровел, 6 марта пошел в школу и проучился две недели с прекрасным самочувствием. У мальчика не было ни кашля, ни температуры, ни слабости.

Звонок из детской поликлиники для его матери был неожиданностью. Ей предложили привести ребенка на анализ по коклюшу, поскольку в городе у нескольких детей обнаружилось опасное заразное заболевание.

Мазок из ротоглотки выздоровевшего Павла, взятый 13 марта, поликлиника отправила на исследование в лабораторию ООО «МедЛаб Сибирь» г. Омска, с которой работает по договору. А Ольга, не наблюдая у сына (кстати, привитого от коклюша) никаких признаков болезни и не дожидаясь результатов от сибирских медиков, воспользовалась услугами южно-сахалинской лаборатории «Гемотест». Там ребенку сделали анализ на коклюш методом ПЦР. Результат оказался отрицательным. Однако в поликлинике его не приняли, объяснив это тем, что между первым и вторым мазком прошло 6 дней, а не 7 – 10, как должно.

Исследования биоматериала на коклюш в сибирской лаборатории дали… положительный результат. Шестиклассника отстранили от учебы, отправив (без назначения лечения) на домашнюю изоляцию до получения отрицательных результатов контрольных тестов.

Отличное самочувствие ребенка давало надежду на скорую и долгожданную выписку. Ведь Павел больше месяца учился дистанционно, не посещал спортивную секцию и репетитора по английскому языку, а учебный год близился к завершению.

23 марта в детской поликлинике у мальчика взяли контрольные мазки для отправки в Омск и областную бактериологическую лабораторию. А Ольга в тот же день продублировала анализ в «Гемотесте». И вновь результаты на коклюш оказались взаимоисключающими: у омичей – положительный, у южносахалинцев («Гемотест», «Инвитро» и областная баклаборатория) – отрицательный.

Более того, Ольге позвонили из детской поликлиники и сообщили, что по результатам отрицательного анализа на коклюш, выполненного областной бактерио­логической лабораторией, Павел здоров.

Мальчика собирались выписать. Но когда мама пришла за справкой и попросила дать ей на руки результат областной баклаборатории и исключить из истории болезни запись о диагнозе «коклюш», ей в этом отказали. Сослались на то, что из Омска вновь пришел положительный результат и теперь надо обращаться к специалистам Московского научно-исследовательского института эпидемиологии и микробиологии имени Г. Н. Габричевского для проведения молекулярно-генетического исследования проб от 23 марта.

Ребенка в школу не выписали, сославшись на конфликт результатов контрольных тестов. Заключение «Гемотеста» медики по-прежнему не брали во внимание.

Между тем  в «Санитарно-эпидемиологических правилах», утвержденных постановлением главного санитарного врача РФ, говорится иное. Выявление больных коклюшем и лиц с подозрением на заболевание «проводится также лицами, имеющими право на занятия частной медицинской практикой и получившими лицензию на осуществление медицинской деятельности в установленном законодательством РФ порядке».

Давайте вспомним ситуацию с ковидом, когда поликлиники не справлялись с наплывом заболевших. Тогда многих пациентов медики направляли на анализы в частные лаборатории и ведь не ставили под сомнение результаты их исследований. Почему же теперь такая избирательность в подходах и доверие только к ООО «МедЛаб Сибирь»?

Время шло. Павел прекрасно себя чувствовал, но в школу не ходил, ни с кем не контактировал. И у Ольги вполне обоснованно возникло много вопросов. Защищая права ребенка, мама искала на них ответы в разных инстанциях вплоть до регионального минздрава, полагая, что врачи необъективно сочли ребенка социально опасным для окружающих.

Казалось, и столичный вуз в роли третейского судьи установит истину, разобравшись в «плюсах» и «минусах» анализов одного дня, надо только подождать.

И вот момент настал. Ольгу пригласили на консилиум врачей детской городской поликлиники. Сообщили, что у ребенка подтверждается коклюш, и вручили бумагу от московских эпидемио­­логов с результатами анализа за… 13 марта. До этого доктора убеждали Ольгу, что не могут выписать Павла из-за конфликта результатов от одного и того же дня – 23 марта. И она задала этот вопрос медикам.

– А чем вас не устраивает результат от 13 марта? – поинтересовалась юрисконсульт детской поликлиники.

– Да всем, – ответила Ольга. – На положительный тест от 13 марта у меня три отрицательных от «Гемотеста» и областной бактериологической лаборатории.

В ответ юрисконсульт сообщила, что располагает информацией о якобы невысокой квалификации специалистов «Гемотеста», отчего у них могут быть неверные результаты исследования. Однако, понимая голословность своего заявления о недействительности анализов, она отказалась письменно подтвердить это утверждение под заключением из этой лаборатории. А несогласной с диагнозом сына маме Павла даже пригрозила жалобой в органы опеки.

На беседе, которая проходила на повышенных тонах, Ольге посоветовали самой договариваться о контрольном тестировании с «Гемотестом», Роспотребнадзором и Росздравнадзором, если у них еще остался биоматериал Павла.

– Справку ребенку должны выписать вы, – возмущалась Ольга. – Так почему я должна бегать по инстанциям, договариваться с лабораториями, выяснять отношения?

Между тем медицинской практикой доказано, что по прошествии 25 дней с момента заболевания коклюшем больной уже не заразен. Даже если предположить, что у привитого от этого недуга Павла болезнь протекала в легкой форме, то еще 9 марта он не представлял опасности для окружающих и должен был учиться. Но школьник пребывал в изоляции, как и класс, в котором он учился. Более недели ученикам не разрешалось контактировать с другими детьми. Они занимались в одном кабинете, куда к ним приходили учителя.

На консилиуме Ольге сказали, что изначальный диаг­ноз – острый ларинготрахеит – был неверным. По этому поводу в детской поликлинике будет внутреннее разбирательство. Маму Павла, честно говоря, это мало волнует. Она настаивает на том, чтобы медики ответили за некачественную работу. А еще ее возмущает, что стоит выйти из детской поликлиники, как раздается звонок: «Оцените качество наших услуг»…

– Я на рынке, что ли? И по каким критериям мне оценивать работу медиков? – сердилась Ольга. – Я привела ребенка за помощью, сделала все недостающие анализы. А сына месяц мурыжили, не лечили и из здорового делали больного. В итоге сказали: вам повезло, что ребенок вакцинирован. У него все прошло в легкой форме, он самоочистился. Надо только сдать еще кровь на антитела.

Конечно же, Ольга сделала сыну этот анализ на платной основе в «Гемотесте» и «Инвитро». Но в детской поликлинике результаты исследования вновь не приняли. Сказали, что анализы надо было сдавать не одномоментно, а в динамике…

– Мне и моему ребенку бесплатная медицина дорого обходится в прямом и переносном смысле, – продолжает Ольга. – Я сказала консилиуму: нам оказали некачественную услугу, и я пошла в коммерческую клинику, где подрабатывают ваши же врачи платно для пациентов. Однако их результаты не совпадают с теми, что делаете вы бесплатно. У меня есть эти противоречивые документы, и вы по ним ничего сказать не можете.

Предпоследний этап конфликтной истории закончился тем, что Павла выписали как выздоровевшего, но поставили на медицинский учет по заболеванию коклюш. Через два месяца ему предстоит заново сдать все анализы.

Для измотанной нервотрепкой мамы Павла это вовсе не та ожидаемая логическая точка во всей этой истории. Ольга, защищающая законные права сына, хотела бы полной ясности в диагностике. А вопросов у нее много. К примеру, почему специалистами не исследуется очевидный конфликт тестовых результатов? Надо ли 25 дней ждать «самоочищения» детского организма без лечения? И почему бы изначально не выполнять исследования молекулярно-генетического материала в областной лаборатории центра гигиены и эпидемиологии, что было бы быстрее, дешевле, качественнее?

– Инстанций в сфере здравоохранения много, но в сложной ситуации оказываешься один на один с проблемой, – говорит Ольга. – Детская поликлиника не признает никаких анализов местных лабораторий и по всем вопросам перенаправляет в Роспотребнадзор. А его представитель в связи с занятостью ни на одной моей встрече с врачами (их было две) не присутствовал.

Росздравнадзор отписался, что обращение к нему в данной ситуации неправомерно, хотя деятельность всех частных лабораторий и их лицензирование в его ведении. Уполномоченный по правам ребенка занимает выжидательную позицию и просто пересылает в мин­здрав мои жалобы. А мин­здрав не отвечает уполномоченному в течение положенных 15 календарных дней.

Областное правительство ждет реакции минздрава по моим обращениям в течение 30 дней. И мало кого интересует, сколько времени потеряли мы с сыном. Из-за противоречивых результатов анализов из детской поликлиники и лицензированных лабораторий Южно-Сахалинска ребенок лишился нормального хода жизни, обучения, что не могло не отразиться на качестве знаний. Были пропущены общественные мероприятия по спорту, занятия у репетитора.

А мне врачи так и не доказали, что мой ребенок болел коклюшем. Зато всем своим консилиумом переложили ответственность на меня за то, что посмела вообще усомниться в правоте докторов. А их почему-то не настораживает противоречивость в результатах анализов из трех!!! лабораторий. Они с легкостью превращают мальчика в пациента с серьезным заболеванием, искусственно делают его социально опасным.

У редакции вопросов к медикам не меньше. Почему изначально (еще 13 февраля) после первого обращения к доктору ребенку не сделали анализ на коклюш? Выходит, диагноз «острый ларинготрахеит» был ошибочным? Если предположить, что у Павла все же был коклюш, то по какой счастливой случайности он не заразил никого в классе в течение двух недель учебы после первой выписки в школу? Одно с другим явно не сходится.

И еще один не менее важный аспект конфликтной истории, который медики выводят за скобки. Ребенок в силу их страховки или перестраховки больше месяца не мог полноценно учиться (дистанционное обучение не в счет), заниматься спортом, общаться. И при этом якобы социально опасный затворник не получал никакого лечения. Хотя, может, и к счастью, поскольку мальчик чувствовал себя прекрасно.

За скобками остались переживания и нервотрепка матери, стремящейся установить истину. Несомненно, случившееся требует разбирательства с участием специалистов регионального мин­здрава. Ради истины и детского здоровья. Ведь если из этой истории не сделать правильных выводов, то в подобной ситуации могут оказаться и другие юные пациенты.

Людмила Степанец.